В полнолуние отрежьте кусочек красной шерстяной нити, положите в ручку ребенка и зажмите ему кулачок, подержите, пока ладошка не вспотеет и не пропитает нитку пОтом.
Потом надо пойти к ели, прочитать заговор, повязать ниточку, отломить маленькую веточку в виде трезубца. Уходить не оглядываясь.
Дома веточку положить в холщовый мешочек и спрятать там, где чаще всего находится ребенок, но так, чтобы никто не нашел.
Стану я (имя) на восток обратясь, Матери-земле поклонясь, да пойду далече, во чисто поле, в восточную сторону. Есть вдалече, во чистом поле, в восточной стороне Буян- остров.
На том на Буяне-острове стоит древо ель, посохло и повяло коренье и корочка, и прутье.
Я, (имя), опрошу у древа, у ели:
Гой еси ты, сухое древо ель, отчего ты посохло, и повяло твое корение, и корочка, и прутье?
И говорит мне сухое древо ель:
Я, де, от того посохло и повяло мое корение и корочка, и пруточки - есть на мне на на сухом древе, на ели, на вершине сидит сизый черный ворон, нос у него железный, когти его булатныя,
а крылье огленное, из огленного крылья пламень, пышет на все стороны он, прижигает он всякие уроки и призоры, встречи и привстречи, переходы, и перебеги, приговоры и злые лихие отговоры,
лихую думу и лихой говор, и лихое слово, и лихую кровь, и помышления, и прихранения.
Обороняет он, (имя), от всякого завидящаго человека, от колдуна и от колдуньи, от ведуна и от ведуньи, от сивого, от русого, от черного, от черемного, от плешатаго, от шелудивого,
от смигноватого, от возгреватого, от чистого, от поганого, от пучеглаза, от пучеглазки, от заугольника и от заплотника, ото всякого злого лихого человека, ото всякия лихия притки, порчи, завидости.
И всякому злому и лихому человеку, путнику и ходоку, и петельнику, и леснику (имя) не попортитъ и не попомнить ни травами, ни словами, никакими злыми и лихими притками и пытками,
порчами и завидостями.
Отныне и до веку, и по веку век.
Истинно.
Для взрослых, если делать, или детей старше 12 лет, то нитка пропитывается кровью из пальца.

Отвод негатива с ребенка на себя = живой щит
Мать с ребенком представляют собой единую энергетическую систему, до 7 лет - связь очень тесная, а окончательно чадо становится обособленным только после 21 года. Поэтому вопрос защит маленьких детей всегда стоит достаточно остро, ведь негатив с матери ползет на ребенка.
Это защита-отвод от дитяти. Т.е. гадость от дитяти отводится на мать, а у матери, в свою очередь должны быть сильные защиты, которые и защищают обоих. Это хороший способ для тех кто не хочет деформировать поле ребенка рунными сильными защитами.
Еще в стародавние времена матери вешали детям ладанки - обереги на шею.
Хочу предложить вам свою защиту в виде ладанки, делается на ребенка до 7 лет.
После 7 - снимается и ставятся уже более личные защиты.
Суть защиты в том, что мать закрывает ребенка собой, как щитом.
В дату рождения ребенка шьем из натуральной ткани небольшой мешочек - ладанку (можно некрашеный лен и потом на кожаный шнурок). Берем листик березы, на него кладем небольшую прядку своих волос, смачиваем каплей крови.
Наговариваем 9 раз: Ладушкой - матушкой, да своей укладушкой, закрываю-замыкаю свое чадушко (...) от колдуна и колдуницы, ведуна и ведуницы, от старого и малого, сокрытого и явного, глаза лихого, да говора злого, от чужого и наносного, наведенного и дурного.
Плоть от плоти моей - своей плотью закрываю, кровь от крови своей - своей кровью замыкаю. Что к дитятку моему (...) пойдет - только меня найдет, заслон не обойдет. Как волчица волчат защищает, как лисица лисят прикрывает, так и я (...), мать, свое дитя (...) защищаю и закрываю, Ладу - матушку призываю. Замок.
Ладанку - на шею ребенку, если хорошо сделать, она совсем маленькая и легкая.
Минус - надо снимать при купании. Можно шить мешочек из кожи.
Если делали призыв Лады - ей требы.
Соответственно соблюдаем фазу, время суток и т.д.
--------------------
Я просто капала свою кровь на фото ребенка и читала, без создания ладанок и ко дню рождения не приурочивала. Сам текст без обрядовой части был у меня давно.
Отвод рабочий и стоит даже больше чем год.
Фото оборачиваем в детскую вещь, например в маечку, а потом сверток храним в комоде, в своем (мамином) белье. Почему белье, думаю, понятно. Недаром детей от сглаза мамы протирали подолом юбки.

Славянский обряд «перепекания ребенка»...
«Страшные» места в народных сказках, когда злыдня Баба Яга пытается посадить на лопату и сунуть в печь Терешечку/Ивашечку, на самом деле – отголосок старинного обряда «перепекания ребенка», который, несмотря на свою древность, был очень живуч и в иных местах сохранялся вплоть до XX века, а то и дольше...
Итак, «перепекание ребенка» – древний обряд. В одних местах к нему прибегали в случае рождения недоношенного, хилого младенца, при наличии рахита («собачьей старости»), атрофии и прочих недугов. В других – отправляли в печь всех подряд новорожденных...
Считалось, что если ребенок появился на свет раньше времени, если он слаб или болен, то это значит, что «не дозрел» в материнском чреве. А раз так, то нужно довести его до «нужной кондиции» с тем, чтобы он не только выжил, но и обрел необходимые жизненные силы...
Печь в традиции древних славян представляла собой своего рода отражение вселенной как триединого мира: небесного, земного и загробного, равно как и место общения с предками. Поэтому к ее помощи обращались, чтобы спасти недужное дитя...
При этом уподобляли рождение ребенка выпечке хлеба, а потому в классическом варианте «перепекания» младенца предварительно обмазывали ржаным тестом, оставляя свободными от него только рот и ноздри. Тесто, к слову сказать, тоже было не простое, а на воде, принесенной на рассвете из трех колодцев, желательно – бабкой-знахаркой...
Обмазанное тестом дитятко укладывали на хлебную лопату, привязывали к ней и трижды отправляли на короткое время в теплую (не горячую!) печь, в которой нет огня. В одних местах это поручалось бабушке-повитухе, в других – самой матери, в третьих – самой старой женщине в селении...
Никогда перепекание не проводилось в одиночку и всегда сопровождалось особыми речами. Но если бабушке-повитухе (при которой состояла помощница, чтобы снять ребенка с лопаты), достаточно было побормотать что-нибудь вроде: «Припекись, припекись, собачья старость», то в других случаях предполагался обязательный диалог участниц процесса...
Смысл его заключался не только в произносимых словах-иносказаниях, но и поддерживал ритм, в котором надо было отправлять и возвращать из печи ребенка, чтобы он не задохнулся. Например, если по ритуалу полагалось действовать лопатой матери, то у дверей могла стоять свекровь...
Входя в дом, она спрашивала: «Что ты делаешь»? Невестка отвечала: «Хлеб пеку» и с этими словами двигала лопату в печь. Свекровь говорила: «Ну, пеки, пеки, да не перепеки» и выходила за дверь, а родительница доставала лопату из печи. Аналогичный диалог мог происходить с женщиной, которая, трижды обойдя избу по ходу солнца, вставала под окно и проводила ту же беседу. Кстати, иногда под окном вставала мать, а у печки орудовала знахарка...
Русских печек становится все меньше. Детская смертность, что ни говори, гораздо ниже, чем в стародавние времена. Младенцев в наши дни не перепекают (разве что кладут в инкубатор). Зачем же вспоминать «старину седую»? А помните, как в сказке гуси-лебеди прекратили погоню за детьми только после того, как те забрались в печку?
Печка может быть условной… Ведь сам процесс перепекания был не только медицинской процедурой, но и в не меньшей степени – символической...